Как давно я не отдыхала, рассчитывая развеселить только себя. Можно ни о ком не заботиться, не принимать во внимание чужие заскоки, развлекаться, оглядываясь только на собственные желания и капризы. Я оторвалась по полной программе, гуляла всю ночь, благо было очень тепло, ела в своих любимых ресторанчиках, везде по чуть-чуть, отключила телефон и не звонила никому с поздравлениями и пожеланиями. Завалилась спать без задних ног в половину пятого утра, зная, что обязательно должна встать вовремя к завтраку: Петя все предусмотрел и позаботился, чтобы я жила в гостинице, где на завтрак подают самый вкусный омлет в мире. Будапешт всегда был для меня великим городом не только за свою красоту, внутреннею стать и атмосферу места для спокойной жизни, может быть и выдуманную мной, но и за легкое красное сухое вино, пирожные со взбитыми сливками, идеальные завтраки и за лучший в мире марципан. Венгерские острые колбасы и гуляш прошли мимо меня, как и жирные изыски чешской кухни.
Новый год начинался с чистого листа, голова освободилась от напряженных мыслей, став легкой и пустой. Если бы я верила в приметы, то сразу бы решила, что мне предстоит приятный во всех отношениях год, ведь я так старалась встретить его в полном согласии с собой. Мне, конечно, было любопытно, что происходит в Москве, но не было никакого желания прилагать даже минимальные усилия, чтобы узнать. Съев два омлета, своих любимых булочек, можно медленно пить хорошо заваренный чай, время от времени закрывая глаза и погружаясь в то, как мне спокойно. Сытное и сонное тепло настолько убаюкивало, что я даже не вздрогнула, когда кто-то тихо сказал над ухом :
— С Новым годом.
Это был сильный и неожиданный ход. Такого быстрой атаки я предположить точно не могла. Но настрой у меня был подходящий для отражения любого нападения.
— С Новым годом.
— Я не смог вам дозвониться, поэтому пришлось приехать, чтобы поздравить.
— Удивительно. Вашу бы энергию да в мирных целях. Потратить столько времени и сил ради двух слов. Я уже не первый раз сталкиваюсь с таким вашим поведением. Поразительно.
— Почему же ради двух слов, теперь уж придется отдыхать. Не составите ли мне кампанию?
— Почему нет. Где вы остановились?
— Здесь.
— Отлично, а то сейчас трудно найти место.
— Ваш номер вы мне не предложите, надо понимать, даже если место мне нашлось только на вокзале?
— А что, вы считаете, надо предложить?
— Я бы не отказался.
— Подобный альтруизм не по моей части.
— Очень жаль. Хорошо, что у меня есть номер. Пойдемте гулять, на улице замечательная погода — почти весна.
Погода и просто обстановка эти два дня действительно были прекрасны. За это время мы успели обсудить: правильную налоговую систему, таможню, акцизы, возможности стимулирования инвестиций, гарантии частной собственности, реформу прокуратуры, судебной системы, уголовного кодекса, налоговую амнистию, профессиональную армию, естественные монополии, жизнь малого и среднего бизнеса, приватизацию, антимонопольную политику, проблемы беспризорности, смертную казнь, военные конфликты, национальные проблемы, фашизм, грядущие президентские выборы, продолжающуюся войну, необходимость изменения федерального устройства и еще пару десятков проблем, решив которые, можно построить что-то нормально функционирующее. А что еще обсуждать с мужчиной, который приехал из чисто альтруистических соображений поздравить одинокую даму с Новым годом?
Чтобы заполнить паузы в разговорах, было немало съедено и выпито. Мы дегустировали вина, останавливались в каждом понравившемся кафе на пирожные. Иногда покупали смешные подарки, но не рассказывали друг другу, для кого. Впрочем, мне нечего скрывать: смешные керамические чашки со зверями и птицами для Таньки, бутылку Уникума для Борьки, Кольке — пивную кружку, Марусе — расшитую скатерть, токайское на работу, Степке — копилку в виде старого обрюзгшего херувима и себе марципановых скульптурок. Интересно, кому Гончаров купил кружева? Спрашивать не буду, засмеет.
Ходили только пешком, хотя я безумно уставала с непривычки — город оказался огромным, вобравшим в себя длинные улицы, раздольные парки, широкую реку и крутые холмы. Если изучать его ногами, нужно запасаться удобной обувью, рассчитывать силы и не корчить из себя спортсмена, иначе быстро упадешь посреди марафона. Впрочем, я и так берегла себя, капризничала, если уставала, и напоминала, что нехорошо злоупотреблять любезным разрешением прогуляться вместе, загоняя меня до смерти. И, несмотря на то что специально уделила некоторое время наблюдению за людьми вокруг, так и не смогла заметить никакой охраны. Если у него и были телохранители, то для меня они сливались со стенами.
Почему я ему отказала? Поздно уже соглашаться, раньше надо было. Он, конечно, идеально вписывается в мою теорию жизни одной, в окружении легких и приятных романов. Но почему-то у меня есть сомнения, что с ним возможен роман такого рода, развлечение "время от времени". Или нет, с ним-то как раз возможен, но не у меня. Все равно, что легкий роман кролика с удавом, если кролик каждую секунду осознает , что в результате станет обедом. Лучше держаться от него подальше. Разговаривать на разные темы — раз нет возможности прочитать его интервью, буду просто так спрашивать. В конце концов, он очень умен и у него достаточно интересных идей в тех областях, которые меня занимают в силу профессиональной деятельности. Так что поговорить с ним очень полезно. Чем мы и занимались. Он уехал второго вечером, я третьего утром.
Помимо того, что нашими разговорами можно было бы заполнить пять-шесть толстых журналов, сохранились еще и отчетливые картинки диалогов. Вдруг он позволил себе сказать, что моя работа вообще не может рассматриваться как работа.
— Это еще почему?
— Возможно, кому-то и нужны подобные услуги, но я как-то настороженно отношусь к людям, которые могут изменить мнения многих людей о человеке или проблеме.
— К сожалению, мы живем среди людей, которые с открытым ртом ждут, когда им подсунут их мнение о проблеме или человеке. И не всегда достойная идея или человек обладают способностью показать себя. Скорее наоборот, чем лучше дело, тем меньше хочется тратить силы, чтоб кому-то что-то доказывать, потому что "это же очевидно". Очень много людей и дел на этом погорело.
— Не знаю-не знаю, мне в этом видится искусственный спрос. Со мной вы бы остались без работы.
— Я в курсе и не зазываю вас в клиенты. Хотя, конечно, по сути вы правы. Это не нормальная серьезная работа.
— Тогда почему вы этим занимаетесь, причем тратя на нее все доступное время?
— Я больше ничего и не умею. И, скорее всего, никогда не научусь чему-нибудь стоящему.
— Откуда такое самоуничижение и такие комплексы?
— Причем здесь это? Просто констатация факта, с которым приходится считаться. И потом мне всегда было трудно начинать что-то заново, с чистого листа. Такие, как я, работают по много лет на одном месте, потому что боятся потерять реально существующее и завоеванное, начав стремиться к чему-то другому.
— Мне кажется, вы меня морочите. Неужели вы бы не решились начать все заново, если работа по каким-то причинам перестала удовлетворять?
— Не знаю, в чем-то другом я, конечно, рискую. Но раз я об этом не думала, значит, пока меня все устраивает.
Еще он спросил меня, не можем ли мы перейти на "ты".
— Конечно, хоть прямо сейчас.
— Что ж, тогда надо заказать шампанского, — сказал он и стал искать официанта.
— Зачем?
— Чтоб выпить на брудершафт.
— Я не пью на брудершафт, с детства. Если хотите, перейдем на "ты" просто так. Если вам близки условности, будем говорить "вы".
— Мне близки не условности, а милые традиции.
— А мне — нет, я традиции не жалую, — и мы продолжали на "вы", хотя мне пришлось осознать, что, скорее всего, он выиграл эту стычку. И благородно не стал добивать меня издевками, что я испугалась его поцеловать. Хотя ироничный взгляд себе позволил.
Единственный вопрос, который меня волновал, я задала ему первого вечером:
— Больше всего меня интересует, чего вы добиваетесь? Самый простой ответ, который, скорее всего, и верный, совершено не укладывается в то, какие меры вы предпринимаете, чтоб добиться своего. Слишком сложно.
— А если ваш простой ответ неверный?
— Тогда мне интересно знать верный ответ.
— Мне приятно с вами общаться.
Неудовлетворительный ответ для человека, который утром первого января меняет все планы, срывается и летит в Будапешт, чтобы поздравить с Новым Годом и просто пообщаться. У него нет родственников или друзей, с которыми стоит встречать Новый год? Лучше чувствует себя за разговорами с чужим человеком? Чего он добивается? Такой дружбы, как у нас с Колькой, когда нет никаких собственнических интересов и можно спокойно общаться, не опасаясь быть непонятым или отвергнутым? Хотя, надо признать, мне ни разу не удалось заметить никаких признаков того, что он за мной ухаживает. Был во всем корректен, соблюдал дистанцию, не позволяя мне вторгаться в свое личное пространство ни словами, ни хулиганскими выходками. Даже заводя разговор о возможном изменении наших отношений, он открыто издевался надо мой, подтрунивая и высмеивая шаблонные ситуации, которые я неумело пытаюсь выстраивать, замечая любой мой промах или неверную интонацию. Поэтому я тоже старалась изо всех сил соблюдать дистанцию и не поддаваться на провокации, которые мерещились мне на каждом шагу.
Поводов было достаточно, потому что по возвращении жизнь завела себе новое правило. Раз в неделю-две мы ужинали где-нибудь и разговаривали о сотне разных проблем, попадавшихся под руку, или он выводил меня "в свет", благодаря чему я, наконец, посмотрела все модные спектакли, и побывала на всех обязательных классических концертах. Жизнь опять стала размерена, спокойна и приятна. Меня устраивало все, даже то, что я была одна. В конце концов, прошло только полгода, как я выгнала Женю, а этот срок можно считать минимальным в рецепте "время лечит". Кризисы обходят стороной, мне ничего не нужно. Раздражает только моя неуемная способность болтать, спорить о том, что кажется неправильно устроенным, отстаивать свою точку зрения. Иногда, сказав что-нибудь типа "ради осуществления всего этого можно многим пожертвовать", я кожей чувствовала, что мое досье пополнилось еще несколькими вопросами типа "на какие жертвы пойдет ради?" и парой исписанных твердым, ясным почерком страниц. Правда, мне никогда не удавалось понять, что именно на них написано. А, и не важно. Достаточно того, что я ощущала себя человеком, способным радоваться жизни, и могла принять в случае необходимости какое-нибудь стратегическое решение, если вдруг понадобится столкнуться с неожиданными переменами. Правда, перемены — это последнее, что хотелось бы переживать. Приятнее, когда кажется, что даже внешняя жизнь подтверждает тезис "все предсказуемо и все спокойно".
У меня впервые за долгое время появилось время и для чтения. Хотя создала я его себе очередным хулиганством — стала опять ездить на работу на метро. Для отказа от машины было несколько причин — невыносимые пробки, постоянный снег и лед на дорогах, возможность прочесть или перечесть давно забытые книги. И, конечно, вставить булавку любителям наблюдать и присматривать за моей персоной. Интересно, как они доложили о новом порядке? Сергей ничем не обнаружил, что знает. Хотя нет, отчитал меня как-то по телефону, когда я отказалась от предложения подвезти меня до дома и тут же у него на глазах просто поймала машину. Сказал, что не ожидал подобных подростковых выходок от внешне взрослого человека. Детские выходки ни при чем — не хочу предпринимать никаких действий и принимать какие-либо предложения, которые могут уменьшить дистанцию. Если я иду с ним в театр, то главным должно быть действие, происходящее на сцене, а не совместное времяпрепровождение. Даже если для этого мне приходиться прочитывать пьесу и составлять собственное мнение о том, как ее надо ставить.
Жаль, что время, когда можно было читать столько, сколько захочешь, давно прошло. В детстве на это уходил весь день: уроки сделать в школе, вернуться домой, залечь на диван и читать. Летом уехать на дачу и читать все каникулы, спускаясь с чердака, чтобы собрать себе ягод или яблок. Столько классических книг удалось прочесть благодаря терпению родителей, не заставлявших меня жить общественной жизнью, сажать цветы или заниматься спортом больше, чем я сама этого хотела. Хотя это мне сейчас так кажется, на самом деле, если вспомнить, то музыкальная школа и фигурное катание съедали столько же времени, сколько скандалы по поводу того, как я хочу бросить эти никому не нужные занятия и читать. Почему родители так упорно заставляют детей совершенствоваться в том, что никогда не станет ни профессией, ни хобби? Зачем меня отрывали от книг и отправляли играть, петь, развивать ноги и руки? Боялись, что я вырасту горбатой, очкастой и немузыкальной? Наверное, просто выращивали разносторонне развитую личность. Или есть какие-то особые родительские мотивы, которых мне до появления собственных детей просто не дано постигнуть. Танька, например, всегда вставала на мою сторону и требовала прекратить издевательства над ребенком, начинающим мало-помалу ненавидеть классическую музыку и любое действие, попадающее под определение "спорт". Однако доросли ее дети до школы и немедленно были отправлены заниматься музыкой, теннисом и горными лыжами. И никакие слезы и скандалы не сдвинули ее ни на шаг. В ответ на мои недоуменные вопросы она разворачивала стройные теории о полноценном развитии всех способностей человеческого мозга, здорового духа в здоровом теле, необходимости методично прививать детям знание о разнообразии возможностей получать удовольствие от жизни и, самое главное, о том, что любой ребенок должен быть загружен, чтобы на глупости не оставалось ни сил, ни времени. Допустим, это вполне здравый аргумент, но зачем мучили меня? Я и так глупостями не занималась — читала себе книжки на диване, никому не мешала и в школу исправно ходила.
В университете прочитывался вал уже новых или старых, но впервые опубликованных текстов. Теперь же библиотека стала живым укором — на хорошую литературу нужно иметь время и душевные силы, а плохую читать нет привычки. Книги и слова врываются в мое хрупкое спокойствие и крушат все на своем пути, не оставляя камня на камне. Наверное, все объясняется тем, что внутри я совсем не стойкий человек, каким хотелось бы быть или хотя бы казаться. Книги всего лишь делают это очевидным для меня самой. Поэтому, чтобы читать, нужно иметь хоть чуть-чуть сил, перевернув последнюю страницу, опять вернуться к обыденному. От хорошо написанного текста внутри все сжимается в маленький комочек и начинает болеть. Наверное, так слова наказывают меня за мусор, который я из них ежедневно делаю, заглушая в себе беспокойство и трепет.
Но даже думать так несправедливо и неблагодарно. Мое рабочее спокойствие прежде всего связано с тем, какие люди меня окружают. Можно сказать, что подобрались они случайно, но что-то я не верю в такие случайности. Случаем можно назвать встречу с Гончаровым, но не подбор проверенных годами общения верных и надежных соратников. Самые важные и надежные работают со мной не меньше четырех лет. И я держусь за них обеими руками. Они мне ужасно нравятся и хорошо это знают. Иногда я настолько явно выражаю свой восторг и расхваливаю, что внешние люди начинают подозревать во мне великого организатора и психолога, если не манипулятора. Но это просто смешно. Мои слишком долго работают с фальшивками, чтобы сразу распознавать все, что дурно пахнет.
Конечно, не со всеми я дружна, кто-то ближе, кто-то дальше. Есть несколько имен, из которых сложен фундамент. На них кто угодно смог бы построить здание необходимого размера. Две Лены. Лена большая — бухгалтер, знает все и помогает во всем. Больше и не скажешь. Лена маленькая, наверное, завхоз, занимается тем, чтобы нам было хорошо, удобно и комфортно проводить вместе большую часть жизни. Даша — человек феноменальной работоспособности, с которым мы начали агентство и который теперь за него отвечает. Сашка, который не может жить без выборов. Если ему долго не давать заниматься агитацией и пропагандой, начинает чахнуть и хандрить, ввязывается в авантюры, о которых потом вспоминает с ужасом. Для многих клиентов стал талисманом удачи. Однажды один из них решил сэкономить и не возобновил контракт, а потом звонил мне в истерике, соглашаясь заранее на любые условия, только чтобы Сашка смог поработать. Гошка — мой тихий гений, который из вороха разрозненных новостей, статей, каких-то обрывков разговоров, намеков и слухов строит железно выверенные схемы: кто с кем, как, куда, за сколько и почему.
Все вместе они и составляют каменную стену забора, за которым я живу и ращу ухоженный цветущий садик. И все у меня по плану — смена сезонов, посадки, удобрения, сорняки. Мне бы очень хотелось убедить себя в том, что я триста лет выращиваю идеальный английский газон, стригу, поливаю, опять стригу и знаю, что все объяснимо и предсказуемо.
C другой стороны, ощущение ясности будущего носится в воздухе: как еще может быть в такое странное время, когда все оказывается предопределено? Чем еще заниматься, если не разговорами, чтением и стрижкой уже высаженного газона, когда внезапно понимаешь, что твой выбор ни на что не влияет? Медленно и незаметно складывался новый порядок. Постепенно становилось ясно, что все давно определились с выбором президента и занимались получением гарантий под свою лояльность и свое влияние. Новостей не было, были только отдельные всплески: кто, что уже успел "застолбить", кто что продал и за сколько. И непрерывный уверенный шепот — все уже решено, подстраивайся. Казалось, всего лишь порыв ветра — и вдруг показался почти сформировавшийся скелет некой еще неработающей конструкции, которой недоставало нескольких существенных элементов и топлива, но главное уже проступило.
Контуры ближайшего будущего становились все четче, пугая неизбежностью осложнений в личной жизни из—за перемен в общественной. Даже моя послевыборная эйфория омрачалась тем, какое количество шелухи и гнили немедленно вылезло наружу. Люди без собственного мнения, или готовые продать его за определенную сумму или готовые продать то, что мнения у них нет, серые и безликие, не умеющие даже двух слов связать, вдруг возомнили себя чем-то и начали "вещать", всерьез вообразив, что за них голосовали, потому что они представляют собой какую-то реальную ценность. Нашелся, кажется, среди них только один трезвый человек, который смог с удивлением и восхищением заметить: "…и они за меня, дурака, проголосовали…". Да и то, я так говорю оттого, что больше и сказать о них хорошего нечего. А если здраво подумать, как вообще человек, способный публично высказывать подобные мысли, смог быть избранным куда-то ? Конечно, чтобы облагородить таких, платят много. Но их же на вес надо облагораживать, завод строить по штамповке. А так не хочется конвейера. Хорошо, что пока еще есть, чем заняться вокруг, можно подбирать других, а не это безликое, вязкое месиво. Смотреть на его первые колыхания было противно до омерзения.
Приходится перечитывать сказки, любимые с детства, возвращаться к выдуманным персонажам и вдруг открывать для себя, что хороший писатель пишет сказку не как книжку для детей, а просто ему нравится жанр. Почему-то мне впервые пришло в голову, что совершенно неважно в каком возрасте читать про гномов и эльфов, говорящих зверей и чудесные превращения. Неведомые страны, простые и не очень морали, объяснявшиеся на примерах невероятных происшествий основные чувства, близкие любому. Или я просто выросла и перестала стесняться своего пристрастия к историям, где все заканчивается поражением зла? Может быть, сказки — мое последнее прибежище и единственная оставшаяся надежда, что когда-нибудь так будет в жизни. Других свидетельств возможности подобного исхода нет, только истории о несуществующих мирах и диковинных персонажах. Или, прочитав сотни талантливых, а иногда и гениальных, умных, точно написанных книг, я так и не смогла найти для себя истории лучше, чем та, в которой есть вазочки за пять эре, гордая юная девица, племя маленьких огнеедов и лисий яд, который только и делают, что подмешивают в еду?
| Глава 5 | Оглавление | Глава 7 |