Постепенно моя жизнь стала напоминать сумасшедший дом. Непрерывные звонки, отчеты, быстрое принятие решений, опять звонки и разговоры. Друзья стараются застать дома в редкие выходные, иногда выясняя заранее, когда у меня наступит пауза. Я не жду никаких подвохов в рабочее время. Если раздается звонок, снимаю трубку и могу отреагировать немедленно, даже если через час мне придется вылететь на Камчатку. Хотя вру, на Камчатке у меня в этот раз нет никаких клиентов.
— Маша, здравствуйте, — тихий спокойный голос, именно отсутствие громкости и точность интонации настораживают и заставляют собраться. Я знаю только одного человека с такой гипнотизирующей манерой говорить, и он не должен звонить, как мне кажется.
— Добрый день, — я, конечно, стараюсь изобразить в приветствии вежливое недоумение и вопрос "кто это?", но получается неправдоподобно.
— Это Сергей Гончаров, простите, что отрываю от работы, но, подозреваю, дома вас сейчас застать практически невозможно.
Молчу, мне нечего сказать, буду тянуть паузу.
— Я обдумал то, что мне передал Коля, и хотел бы пригласить вас сегодня поужинать со мной.
— Вы уверены, что хорошо поняли, что он сказал, и хорошо обдумали?
— Безусловно, иначе я не стал бы звонить.
Момент подобран удачно, я давно нигде не была, с удовольствием бы куда-нибудь сходила и совсем не злилась на него. Жизнь-то была спокойная, кризисы в прошлом, я перестала подстраховывать себя постоянным встряхиванием.
— Хорошо. Где и когда?
— Я бы предпочел встретиться где-нибудь в другом месте. Может быть ливанская кухня?
— Да, вполне.
— В восемь вас уже отпустят ваши вампиры?
— Постараются.
Церемонное прощание, и я начинаю соображать, чем мне грозит незапланированный выход в свет. Подумать вволю у меня получается не больше трех минут, потому что работа требует свое. Но к восьми я все равно успеваю, хотя и прибегаю в ресторан как лошадь после дерби.
Я все время пытаюсь определить, что думают обо мне случайные люди, швейцары в ресторане, официанты, посетители. Как для них выглядит со стороны, что роскошный ухоженный мужик ужинает с растрепанной девицей в тертых джинсах, причем классических, и в мужской рубашке. В этот ресторан приходят взрослые тетки, увешенные бриллиантами. Какие мысли у них вызывает подобная картина? Впрочем, наверное, никаких — им есть, чем заняться.
Что можно сказать в качестве приветствия тихим до интимности голосом, если комплимент типа "прекрасно выглядите" отпадает? Он нашелся и сказал: "Вы потрясающе пунктуальны".
— Вы были к этому подготовлены и пришли раньше.
— Я довольно много о вас знаю.
— Вот интересно, откуда?
— Из разных источников.
— И насколько обширны ваши знания?
— Вам нужны эффектные жесты? — он подзывает официанта и заказывает все, что я когда-либо ела, приходя в этот ресторан, и любимое красное ливанское вино.
Не могу сказать, что меня обрадовал или восхитил подобный фокус. У каждого есть свои навязчивые идеи о безопасности. Моя состоит в том, что я боюсь собственной болтливости, открытости и того, что обо мне при желании можно узнать любые глубоко спрятанные подробности и с помощью этой информации уничтожить. Как я уничтожаю или вытаскиваю с помощью общеизвестных фактов. Надо только эти факты добыть, что в моем случае, кажется, проще пареной репы. Единственная здравая мысль, возникшая и в голове после заказа еды, была такая: надо узнать, насколько он принял правила игры, изложенные Кольке. И с места в карьер я бросилась выяснять этот вопрос.
— Если вы так хорошо поняли и обдумали то, что я сказала Коле, зачем вы позвонили? Мне показалось, что я достаточно логично объяснила, почему ваша затея обречена на провал.
— Конечно, все было понятно. Сразу не вышло, насилие невозможно, принудить другим способом нельзя, купить нельзя, благодарность в такой форме вами исключена из правил, ну и так далее. Вы забыли только добавить "при условии, что моя идея верна". Это ваши мысли относительно моих планов. Мне же захотелось с вами поужинать.
— Хотелось бы поймать вас на лжи.
— Какой мне смысл лгать? Вам бы доставило большое удовольствие оказаться правой? Мне бы не составило труда сделать вам такой подарок.
— На клиента вы не похожи — слишком сложно. Работу хотите предложить? Тоже как-то концы с концами не сходятся. Только поужинать?
— Да. И потом у меня к вам будет одна просьба.
— О, не советую, пока я не поем.
— Да-да, Коля меня предупредил, что еда — это культ.
— Предатель.
— Нет, он просто хотел как лучше. Это было единственное, что он успел мне сказать в прошлый раз до вашего появления. С тех пор он мне уже ничего не говорит, кроме того, что разрешили рассказать вы.
— Я ему ничего не разрешаю рассказывать. Только излагать условия договоров. И, если Колька молчит, откуда тогда у вас такие обширные познания?
— Вас знает слишком много людей.
— Для того чтобы это узнать, надо было сначала раздобыть имя.
— Это было самое простое, вы останавливались в гостинице.
— А вот здесь вы меня не проведете, в гостинице я не оставляла имени, мои друзья брали номера на свою фамилию.
— Пришлось копать чуть глубже, но началось все с гостиницы.
— И что вы обо мне знаете?
— Практически все, что можно узнать у людей.
— Вы, может быть, еще и следите за мной?
— Скажем так, я охраняю себя от неожиданностей.
— Как?
— Я должен быть уверен в человеке, с которым ем за одним столом, поэтому моя охрана не обходит и вас своим вниманием.
— И как давно? — у меня даже тон не изменился, мне было настолько любопытно узнавать неизвестные подробности собственной жизни, что я даже не зарезала его ножом для мяса.
— Как только я вас нашел.
— Больше месяца?
— Полтора.
— И как вам моя жизнь?
— Удивляет.
— Чем?
— Вы очень скрытны, не высовываетесь, что удивительно для работы с людьми в политике. Работа—дом—сестра—друзья. Причем сестра и друзья редко, и друзей мало, хотя круг общения по работе огромный. Вы производите очень странное впечатление. Никогда бы не поверил в то, как вы выгнали этого своего почти мужа, если бы не достоверные сведения.
Что тут скажешь, тем более, когда ешь. И реагировать мне не хотелось. Я редко что-то скрываю, но когда выясняется, что вся жизнь действительно лежит где-то сложенная в отдельной папке, мне становится холодно и гадко. Хотя сколько таких папок я сделала сама и продолжаю делать? Уже не сосчитать.
— А как я должна была бы поступить, исходя из моего досье?
— Любым другим способом, не столь публичным.
— Дело зашло слишком далеко, у меня не было времени на непубличные способы.
— Возможно. Еще меня удивил размер ваших доходов.
— Даже точную цифру знаете?
— Точной не знаю, конечно, но прикинуть могу.
— И сколько же я заработала за прошлый год?
— Думаю, что меньше ста тысяч, но близко к тому. И то только потому, что год был не очень удачный.
— Год был неудачный, но я стараюсь искать длинные контракты. Чтобы кризисы не очень влияли на доходы.
— Кризис все-таки повлиял, но этот год будет, видимо, урожайнее.
— Хорошо, что вы работаете не в налоговой инспекции.
— Я надеюсь, вы не обижаетесь, что за вами наблюдают?
— Не обижаюсь? Мне бы хотелось вас зарезать сейчас тупым ножом побольнее или подсыпать мышьяка в еду.
— Вы бы не смогли, вы ненавидите насилие и кровь.
— Вы же знаете, в экстремальных ситуациях я на многое способна.
— На что же?
— Например, если вы еще раз доведете меня до такого состояния, как в прошлый раз, и посмеете позвонить или прийти, чтоб выяснить, как я себя чувствую, придется действительно избить вас до крови.
— И как вы это сделаете?
— Сейчас даже не представляю, но, будьте уверены, найду способ.
Я уже почти злюсь, он же продолжает мне что-то рассказывать вкрадчивым тихим голосом. Наверное, когда он злится, то начинает говорить шепотом или вообще ничего не говорит. Самовлюбленный павлин, серые глаза, шатен не очень темный, довольно длинные волосы, гладко выбрит, очень хорошо одет и доволен собой до ужаса. Заигрывать с ним опасно, как залезать в улей. Не вызывает у меня никакой симпатии. Можно держать дистанцию и увеличить ее в случае необходимости. Хотя я опять расслабляюсь, думаю, что все под контролем. Трудно иметь дело с умным и хитрым собеседником, особенно когда совершенно непонятно, что ему нужно.
— У меня к вам одна просьба.
— Попробуйте, но сами понимаете, выполнять любую вашу просьбу мне бы не хотелось.
— Но в ней нет ничего криминального. И просьба потом, для начала я хотел бы пригласить вас завтра на концерт в Большой.
— Ой, нет, мне совсем не хочется туда идти, слишком светское мероприятие.
— Мероприятие — да, но концерт будет очень хорош.
— Спонсируете?
— Частично, но незаметно. Пойдемте, мне бы не хотелось идти одному, а идти надо. И к тому же все подумают, что вы там по работе.
— Это меня и угнетает, наверняка будет много клиентов и пострадавших. Первым может не понравиться изменение правил поведения. Со вторыми мне бы не хотелось знакомиться лично.
— Поразительное малодушие. Вы что же, никуда не ходите, потому что боитесь?
— Не надо брать меня "на слабо". Так, говорите, концерт будет хорош?
— Очень.
— Ну хорошо. Я пойду, тем более, что это видимо последний шанс куда-то вырваться до выборов.
— И вот теперь просьба.
— Начинается! Я подумала, что просьба уже была.
— Я этого не говорил.
— Да, действительно. Так в чем же дело?
— Не обижайтесь, но в джинсах вы туда придти не можете.
— И что?
— Я очень вас прошу надеть то, что я вам передам.
— Вот еще! Во-первых, я не знаю, что это, и не знаю, подойдет ли мне. Во-вторых, я бы не хотела принимать от вас никаких подарков. И, в-третьих, я найду, что надеть.
— Я же сказал, что понял Колино послание, вы все равно не будете считать себя ничем обязанной.
— Конечно, не буду. Но, боюсь, вы можете подумать, что я вам что-то должна. А я не делаю долгов.
— Знаю, знаю. Могу дать честное слово, что это я буду должен, если вы согласитесь.
— Я посмотрю на то, что вы приготовили, но обещать, что надену, не могу — вдруг не подойдет.
— Тогда вы можете выбрать все, что захотите, готов предоставить шофера для поездок.
— Перестаньте, если вы так много обо мне знаете, могли бы поинтересоваться рабочим графиком и содержимым шкафа.
— Люди, которые вас знают, говорят, что вы в состоянии придти куда угодно в джинсах и рубашке. Я не думаю, что завтра это будет хорошо смотреться.
— Вы разве не знаете, что женщинам нельзя говорить, что они плохо одеваются?
— Знаю, но я же не сказал, что вы одеваетесь плохо, просто я прошу вас надеть вечернее платье.
— Ладно, я постараюсь. Во сколько концерт?
— В семь, заеду за вами в шесть на работу.
— Договорились. Позвоните, когда приедете, я выйду.
— Хорошо. Еще один вопрос, можно?
— Ладно, по сравнению с просьбой о джинсах уже ничего не страшно.
— Вы довольны сегодняшним вечером?
— Едой — да, об остальном я еще не думала.
— Тогда пойдемте, я передам вам ваши пакеты.
Пакетов оказалось два. Распаковав их дома, я обнаружила в одном темно-синее вечернее платье от Кардена, а в другом сапфировый гарнитур. Жаль, что я не разбираюсь в камнях на уровне цен, а то могла бы прикинуть, насколько их цена не дотягивает до замка на Луаре. Жаль времени мало, у Таньки бы спросила — в ее глаза встроены весы и машина для мгновенной оценки драгоценностей.
Можно, конечно, заявить, что у меня не было времени и возможности отыграть назад, вернуть подарки и не пойти на концерт. Причин, почему я так не сделала, было несколько. Во-первых, у меня было много работы впереди, а это был практически последний шанс куда-то вырваться. Во-вторых, неожиданно мне вспомнилось, что пару дней назад ко мне на работу заходила Шурка — мой постоянный укор совести — или нет, постоянное напоминание о том, что у меня все в жизни прекрасно. С Шуркой мы учились вместе в школе, она первая из класса выскочила замуж, как только ей исполнилось восемнадцать лет. И, конечно, это была любовь на всю жизнь, невозможно было ждать ни дня. На этой почве она разругалась с родителями, которые сказали, что она не должна так поступать, а если она их уже не слушает, то может решать сама, но пусть и последствия тогда расхлебывает сама. И она ушла из дома. Вышла замуж. Через год родила сына. И еще через год развелась, оставшись с ребенком на руках, без дома, без денег, потому что эта ее "любовь на всю жизнь" считал, что у него есть более важные дела, чем платить алименты. Родители ей не помогали совсем. И, в результате, вся следующая жизнь превратилась в постоянную борьбу за выживание, добывание денег, поиски жилья, пристраивание ребенка, чтобы можно было работать и зарабатывать. Мы с ней никогда особо не дружили. Почти случайно выходило, что все время встречались в моменты, когда она принимала какие-то важные решения в жизни. Так у меня всегда перед глазами был пример того, чего я совсем не хочу для себя. Она появлялась иногда просто поболтать о жизни, иногда рассказать о своей очередной любви на всю жизнь, или рассказать о ее окончании, или перехватить денег в долг. Она — единственный человек, которому я даю в долг. Наверное, потому, что вижу, как ей тяжело дается просить и как она всегда точно в срок, что бы ни случилось, возвращает деньги. Не знаю, так ли она оплачивает свои моральные долги, но это уже меня не касается. Вроде с сыном у нее неплохие отношения, несмотря на страшную неустроенность и постоянные проблемы с мужиками. В этот раз она тоже появилась перехватить денег, у нее был очередной роман.
Вспомнив сейчас Шурку, выбирающую всегда совершенно не тех мужчин, которые могут обеспечить любовь действительно на всю жизнь, я вдруг решила, что надо попробовать перестать обращать внимание на тех, кто мне нравится. И впервые пойти на концерт с мужчиной, который меня раздражает.
Да, Гончаров мне неприятен. Тем лучше. Пусть это будет вторая причина, по которой я соглашаюсь. Приведенные аргументы делают мое решение разумным и расчетливым. Но, к сожалению, было еще "в-третьих". Как ни трудно признаваться самой себе, но даже если не читаешь любовных романов, все равно голова забита ерундой. "Порочный, но интересный мужчина встречает роковую женщину". Дав ситуации такое определение, я чуть не бросилась звонить и отказываться от приглашения. Но не позвонила. Мне банально льстило происходящее, я наслаждалась развитием событий, и не было никакого желания отказываться от удовольствия сыграть сложную партию. К тому же, ситуация в моем представлении была не похожа на дамское чтиво. Можно не опасаться последствий и непредвиденных поворотов сюжета, если не испытываешь к человеку ничего, кроме любопытства и легкой неприязни. Я пыталась, конечно, воззвать к здравому смыслу, усталости и недосыпу, но в последний раз это случилось уже на подходе к рабочему столу, и, кинув чехол с платьем на вешалку, занялась более неотложными делами.
Очнувшись без двадцати шесть только из-за "напоминальника", я начала срочно вылезать из джинсов, натягивать платье, укладывать волосы, рисовать лицо, надевать побрякушки, менять туфли. Он позвонил, когда я, запыхавшись, обливала себя любимым духами. Про духи разговора не было, поэтому запах был мужской. В шесть вечера я рисковала сорвать работу всем, кто еще был в офисе. Кажется, никто меня в таком виде никогда не видел, тем более на работе. Мне оставалось только натянуть свою любимую "норку" для подобных случаев и постараться незаметно выйти. Как бы не так. Пришлось даже "норку" снимать, чтобы девицы рассмотрели камни, тряпку, оглядеть себя в большое зеркало и признать еще раз, что досье было составлено очень подробно: размер, цвет и фасон подошли идеально.
Уже стемнело, поэтому обсуждать внешний вид в машине было невозможно. А при свете ламп опять же тихо было сказано:
— Именно так, очень хорошо, — и смотрит так довольно, как будто он меня даже причесывал.
Сборище было разношерстное и расфуфыренное. По-моему, джинсы здесь были бы гораздо уместнее, если хочешь привлечь к себе пристальное внимание. А так, совершено не выделяешься на общем фоне. Некоторое время мне удавалось не вступать в разговоры и делать вид, что меня просто выгуливают, до тех пор, пока поблизости не было никого из знакомых и никто не приставал с расспросами, кто я собственно такая. Неизбежно обнаружились и многие из тех, кто мог бы считать себя обиженным или оскорбленным — как хорошо, что меня мало кто знает в лицо. Сергей тем временем общался с круглым говорливым губернатором, о котором я немедленно вспомнила пару анекдотов из наших последних работ. Они обсуждали возможность встретиться и поговорить в более спокойной обстановке. И тут губернатор решил побалагурить:
— Что же ты, Сергей Михалыч, не знакомишь с дамой.
— Отчего же не знакомлю? Маша, познакомьтесь, Иван Семенович Федорьев
— Очень приятно, — толстяк хотел казаться джентльменом, приложился к ручке и сразу начал кокетничать.
— Вот Сергей Михалыч собирается в гости, и вы приезжайте, может быть, смогу быть чем-нибудь полезен.
— Спасибо, если позволят дела, с удовольствием.
— Вот вам моя визиточка, телефоны действуют, не стесняйтесь обращаться, друзья Гончарова — мои друзья.
Джинсы-то я, конечно, сняла, но хулиганские привычки не оставила дома. Из вредности и желания небольшой встряски для Гончарова, я достала свою визитку и сказала толстяку:
— С удовольствием возьму у вас интервью, да и вы, если будет необходимость, обращайтесь, всегда буду рада помочь.
Он покраснел, читая визитку, а потом брякнул Сергею:
—У тебя что с ней за дела? Ты что, не знаешь, как она на Степу работает? — и потом уже мне, — интервью, значит! Дураком выставить меня хотите?
Так я и знала, ну сейчас ты у меня получишь.
— Выставить дураком можно только дурака. Если человек выглядит идиотом, когда публикует собственные высказывания и идеи, так он на зеркало не пеняет, идет и думает, как и когда надо рот открывать.
— Вы это моей пресс-службе расскажите, вот уж кто вам доброго слова не скажет.
— Еще бы, конечно, сборище некомпетентных лентяев. Вы бы спросили у них, за что же это они меня так не любят? Единственный ответ, который можно на это получить: потому что я дословно публикую все, что они присылают. Вы из-за этого выглядите идиотом? Ничего удивительного. Если вы за бешеные деньги содержите людей, которые выставляют вас посмешищем перед всем миром, сделайте выводы сами. Нужна будет помощь, обращайтесь. Мы, конечно, не дешево стоим, зато идиотом выглядеть не будете, — пока я говорила, раздался уже второй звонок, поэтому разговор прекратился, и мы пошли в свою ложу. Сергей шел молча и потом тихо со смешком произнес:
— Теперь я понимаю, что с вашей стороны это чистое благоразумие — не посещать подобных мероприятий.
— Не люблю глупых мужчин. Теперь, по крайней мере, будет думать, прежде чем нести чушь. Или я получу еще одного клиента.
— Вам они нужны?
— Я этим зарабатываю.
— Вы зарабатываете зарплату, прибыль же получает Степа.
— Он собственник, это его право получать прибыль от своих идей.
— Совершенно с вами согласен.
Я прослушала начало концерта потому, что увидела себя непрофессиональной дурой. У меня был месяц, и я даже не удосужилась прочитать его досье. Откуда он знает Степу, есть ли у них общие дела, откуда у него, действительно, деньги, чем он занят, что говорит? Высечь бы себя как следует за ленивую беспечность, когда даже мысли не возникло разузнать что-то о противнике.
Концерт был хорош, ужин тоже. Единственной стычкой было выяснение, как вернуть ему камни и тряпку.
— Вы что же, думаете, у меня дом—сейф, чтобы принимать и хранить такие подарки?
— Вы что же, думаете, я держу склад, откуда иногда беру на время понравившиеся вещи? Боитесь хранить дома — я дам вам сейф.
— Если вы так хорошо меня изучили, то должны понимать, что мне это больше не понадобится.
— Я хочу иметь возможность пригласить вас туда, где принято носить подобные вещи.
— Зная вас совсем чуть-чуть, могу предположить, что в таких местах не принято ходить в одном и том же.
— Безусловно, поэтому в следующий раз я попрошу вас надеть что-нибудь другое.
— А если следующего раза не будет?
— Не провоцируйте меня давать вам обещания. Убедились уже, что я за свои слова отвечаю.
— Вы — человек-катастрофа. Буревестник какой-то. Появляетесь всегда в тот момент, когда грядут перемены.
— Насколько я знаю, пока это были перемены к лучшему. Так что с вашей стороны было бы разумным радоваться возможности встретиться еще раз.
— Неужели вы до сих пор не выяснили, к какой категории я отношусь? Наверняка уже все понятно и досье можно закрывать. Так в чем же дело? Зачем вам все это продолжать? Не слишком хлопотно?
— Пока выясняю.
Тут я сдалась. Самое ужасное, что он все время говорит тихо и внятно, а я не выдерживаю напряжения и пытаюсь заставить его кричать. Он выигрывает.
Но дом у меня действительно не сейф. Правда, сейчас я редко бываю дома. Только сплю. Ничего удивительного, если работать по восемнадцать часов в день. Хотя выдаются прекрасные дни типа воскресенья, двадцатого ноября, первого воскресенья после концерта. Почему я запомнила дату? Наверное, потому, что впервые за долгое время в этот день ничего не произошло. У меня была возможность провести целый день дома, выспаться и привести себя и дом в порядок. Забавно, я вдруг увидела, что сделала его, чтобы жить одной. А вроде бы покупала квартиру, планировала, как все должно быть, когда появился Женя. А уж ремонт шел, когда мы жили вместе и появились планы пожениться. И в результате я упорно делала дом для себя одной. Смешно.
Зато как он мне нравится, мой дом. Входишь и попадаешь в прихожую, по форме напоминающую вытянутый египетский глаз. Направо вход в просторную гостиную, прямо вход в мой кабинет, через левую дверь попадаешь в отдельный блок кухня— ванная—спальня—гардеробная. Темное дерево, светлые стены, досчатые полы, много света и всегда много цветов. Прекрасно, и все для меня. Даже представить себе не могу никого среди придуманных мной интерьеров естественным, а не чужеродным элементом. Хорошо бы только проверить, не слушают ли меня. И обязательно не забыть прочитать все, что у нас есть на Гончарова.
А может быть, я так устроила свой дом, потому что мне лучше всегда жить одной? Совсем одной. Время от времени заводить легкие непродолжительные романы, но ни с кем себя не связывать. По крайней мере, так было бы проще и потом менее болезнено все рвать. Почему нет? Проблем и трагедий меньше, положительных эмоций больше. Только нужно сразу предупреждать о правилах игры. Надо попробовать, в конце концов, я и так сейчас одна. Просто продолжать жить и не влипать в сложные чувства. И мне будет хорошо. Некоторое время точно. Ну и где-нибудь к весне начать себя развлекать.
| Глава 3 | Оглавление | Глава 5 |