Н. Черняк

Правила возврата долгов

Персонажи вымышлены, совпадения случайны


Глава 1. Август

Почему именно сейчас меня накрыло? До кризиса тридцати лет еще года два спать. И причем тут возрастные кризисы? У меня просто все валится из рук. Почему — всегда загадка. Живу спокойно, и вдруг накатит такое мучительное сочетание отвращения к себе и банального страха перед будущим, что хочется исчезнуть. Внешних причин к этому обычно нет, как сейчас. В делах все замечательно и есть основания думать, что будет только лучше. Работа доставляет удовольствие и приносит немало денег. Мало у кого так бывает. Позади ремонт и переезд в давно присмотренную квартиру. Одиннадцатого сентября выхожу замуж и уезжаю в отпуск. Свадьбы не будет, только самолет на Крит. Никаких дел, проблем, осложнений с людьми или деньгами. И при этом двенадцатого августа у меня настроение как будто накануне похода к врачу за чем-нибудь страшным. Я весь день не в себе и, закончив работу, пытаюсь вспомнить есть ли у меня знакомые психиатры.

Может быть, все дело в общем настроении, лето в этот раз совсем не мирное? Казалось бы, надо расслабиться перед осенними бегами, так нет, валится на голову одно за другим. Самое время менять правительство, начинать войну. Отдыхать уже неинтересно? Хотя так всегда в августе, ничего особенно нового не происходит, чтобы изводить себя по каждой мелочи, попадающейся на пути. Некстати меня трясет, сосем некстати. Надо бы за новостями следить, держать руку на пульсе и клиентов высматривать, а я копаюсь в себе, и все время ощущаю тяжелый комок страха где-то в районе солнечного сплетения.

Надо что-то предпринять, встряхнуться. Наверное, лучше всего съездить в Питер на выходные. Сам город мне никогда не нравился, но там можно пообщаться со старыми, почти забытыми друзьями и отключить голову на время, чтобы, вернувшись, найти, где собака зарыта. Обычно я беспокоюсь о трех вещах: проблемы со здоровьем, с деньгами или с людьми. Первое и второе сейчас отпадают, значит, ищем третье.

В пятницу я уезжаю ночным поездом, предупредив всех, что вернусь в понедельник утром. Будущий муж Женя предлагает сопровождать, но не настаивает, сказав, что я имею право на девичник. Настаивать у него нет возможности — к моменту отхода поезда я уже готова прибить его любым попавшимся под руку тяжелым предметом. При его склонности к суевериям, он все, конечно, спишет на то, что сегодня пятница, тринадцатое. И пусть.

Субботнее утро в Питере всегда неуютно: приходится ждать открытия любимой блинной, чтобы позавтракать, потом надо разослать сообщения всем, кого хочется видеть и гулять, дожидаясь пробуждения друзей, хотя хочется только принять душ и переодеться после пропахшего соляркой и пылью поезда. Это обычно всё так, а в этот раз все было еще хуже. Никого, ни одного человека из нужных и любимых нет в городе. Поэтому, когда я натыкаюсь случайно на Марусю с Петей, то уже почти решаю уехать не в воскресенье, а в субботу.

Таких, как Маруся, в реальной жизни, по-моему, встретить практически невозможно. Иногда, когда мы не видимся по нескольку месяцев, мне начинает казаться, что я ее просто придумала. Во-первых, она настоящая платиновая блондинка. Во-вторых, очень хороший хирург. В-третьих, самый лучший человек, которого можно пожелать встретить в безнадежной ситуации, в чужом городе, изнывая от неопределенных страхов. Если сказать, что мы знакомы уже одиннадцать лет, видимся или долго разговариваем по телефону где-то раз в полгода, но при этом считаем друг друга близкими подругами, то звучать это будет не очень убедительно. И, тем не менее, Маруся, наверное, единственная женщина, по отношению к которой я употребляю это корявое слово.

Лучшим доказательством нашей дружбы является Петя. Мы с ним несовместимы до смешного, начиная с еды, кино, домашних животных и погоды. Но Маруся сначала заставила нас разговаривать, а потом даже получать от этого удовольствие. И еще она приучила Петю к тому, что на мои закидоны не нужно обращать внимания, особенно, когда она решает заниматься благотворительностью и психотерапией. Поэтому он искренне и серьезно предлагает мне послушаться Марусю, плюнуть на все и уехать с ними из города в сторону Москвы. Они планируют остановиться на ночь где-нибудь посередине, может быть, сделав небольшой крюк. Утром осмотреть достопримечательности, если таковые найдутся, и быть в Москве часам к семи вечера в воскресенье. Меня это вполне устраивает, мы договариваемся не стеснять друг друга. Они заявляют, что, если я попробую только заикнуться о причинах моего мрачного вида, то меня высадят из машины. На этом мы, закончив обедать, уехали из города - кладбища.

Мои родные, начиная с родителей и кончая моей единственной сестрой Танькой, всегда говорили, что я слишком заигрываюсь в стойкого оловянного солдатика. Вовсе нет, просто на фоне всех родственников я выгляжу сдержанной, и мне всегда были странны их шумные выяснения отношений, чуть не до драк. Более далекие, но все же друзья считают меня ужасно эмоциональной, но скрытной. Опять нет. На самом деле только метод Маруси "ни о чем не расспрашивать до тех пор, пока не расскажут" для меня — идеальный выход. Пока я еще не знаю что, как и где не в порядке, единственной реакцией на все вопросы у меня будет безудержная и многочасовая истерика, которая может проявляться, в том числе и в спокойном и методичном уничтожении собеседника. Могу себе представить, во что превратилась бы наша поездка в этом случае. Но никто из нас троих не хотел вызвать бурю в стакане воды, каковой представляла из себя их машина.

По дороге мы пытались определить, где заночевать и, следовательно, где сворачивать. Вариантов было много, но самым привлекательным из них оказался самый простой. Маленький забавный город по пути, старенький, но сейчас там "бум" благодаря пивному заводу и еще чему-то такому же прибыльному. Петя уничтожил последние сомнения, сказав, что гостиница там — одно из чудес света: совершенно не ожидаешь такого сервиса в таком месте.

Настроение мое лучше не становилось, но я была готова на время примириться с действительностью, увидев, каким оказался мой номер и особенно ванная. Положительные перемены были закреплены ужином уже около двенадцати ночи. У меня не было никакого желания мешать Марусе и Пете наслаждаться радостями семейной жизни даже утром, поэтому мы договорись, что завтракаем кто как хочет, и город смотрим также, но рассчитываем выехать в полдень. Где встретимся — созвонимся.

Проснувшись около девяти утра, позавтракав и расплатившись за номер, я пошла в город. И, к своему удивлению, обнаружила своего рода музейный экспонат, а не средний провинциальный город. Он был чист, ухожен. Ухожен в западном смысле, когда переход от асфальта к газону не отмечается вытоптанной полосой сухой земли и не видно утрамбованных на века кратчайших путей от двери к дырке в заборе. Везде были посажены цветы, практически не встречалась голая земля — источник грязи и пыли в любом городе. Гуляя, я не нашла ни одного уродского памятника, что было равносильно чуду. И еще это был город с большой центральной площадью, где все дома были старыми или сделанными так, чтоб не портить вида. Вымощенная камнем, она была вся в какой-то незаметной, но украшательной зелени, и одной стороной упиралась в причал. Я сначала и не обратила на нее внимания, в ней на первый взгляд и не было ничего особенного. Самой яркой частью города мне тогда показалась пристань и сразу после этого река, причем река была тоже очень ухоженная и чистая. Но тут прозвонилась Маруся, и мы договорились встретиться на площади в полдень, то есть через сорок минут, и я решила больше не изучать город. Уже никуда не хотелось идти, поэтому я впервые за поездку достала фотоаппарат и начала снимать. Так я разглядела площадь, привлекающую не видом зданий или цветочных украшений, хотя и этого было достаточно, а редкой для нас точностью пропорций.

Отсутствие красоты в соотношении размера зданий, ширины улиц, высоты окон и прочих мелочей, которых чаще всего не замечаешь, но которые сильнее всего действуют на человека, всегда составляло для меня проблему. Всю жизнь я живу или бываю в городах, где, кажется, ни один архитектор вообще не задумывался над необходимостью красоты. Все коряво, безумно и грубо, где-то лишний сантиметр, где-то его не хватает, и в результате нет городов, где приятно жить, нет домов, на которые хочется смотреть, и нет квартир, в которых не приходилось бы переворачивать все вверх дном, чтобы можно было с удовольствием возвращаться домой. Поэтому самое сильное впечатления производят города, где всё это есть, потому что людям пришло в голову подумать и придумать, как вписать свое жилье в окружающий мир. Объездив почти всю страну, я ни разу встретила никаких следов такого подхода к строительству, и тем больше изумилась и обрадовалась, разглядев площадь сначала глазами, а потом через объектив.

Начав снимать, я заняла себя на некоторое время, но опять растратила весь запас бодрого оптимизма, которым накачалась от Маруси. И все потому, что в состоянии нервного срыва я выбираю совершенно не подходящие для себя места. Например, приехала в Питер, когда там никого не было. А теперь стояла на площади именно в том месте, где происходили основные городские события. Через три минуты после того, как я прислонилась к какому-то заборчику, с пристани пришла группа людей точно таких же, как я. Правда, там были одни мужики, но все с рюкзаками, в джинсах и большинство с камерами, а по разговорам стало понятно, что разноиздательные журналисты приехали познакомиться и поснимать местные чудеса по приглашению хозяев. То, насколько я при этом слилась с окружающей средой, было тошнотворно. Они галдели уже минут пять, когда подъехала машина, и из нее вышло сразу несколько человек, но кто из них хозяин объяснять было не надо. Поднялся обычный ознакомительный шум, мое раздражение на себя и этих людей усиливалось, но уходить не хотелось. Во-первых, потому что я очень любопытна. Во-вторых, потому что было лень куда - то двигаться, тем более что процедура знакомства не должна было продлиться долго, В - третьих, нечего раздражаться на людей, которые ничего для тебя не значат. Профессиональные журналисты в моей классификации живых существ расположены там же, где и крысы, видимо поэтому я никогда не работаю с профессионалами, а предпочитаю обучать дилетантов.

Но я зря уговорила себя остаться стоять в этой куче. Я настолько была неотделима от них внешне и по сути, что уже через минуту мне протягивал руку человек, очень уверенный в себе, которого я мысленно назвала "хозяин". Руку пожала, не обращая его внимания на ошибку, и на этом, думала, все и закончится.

— Мы, конечно, еще встретимся. В другом месте и в другое время, — сообщил он мне тихим голосом, не выпуская руки.

Для мужчины, который был выше меня всего сантиметров на пять, был шатеном, которых я не переношу, был самоуверен и смотрел на меня так, что заставил покраснеть, это, конечно, неправильный ход. Будь я спокойна и добродушна, то улыбнулась бы и все. Но сегодня из меня можно было добыть сотню неадекватных реакций на любую мелочь, и поэтому о сдержанности не могло быть и речи.

— Вы всегда так самоуверенны?
— Это же мой город, я должен знать обо всем, что здесь происходит или произойдет.
— Изумительно. Крысы перебираются с корабля на берег, птицы летят на юг, лиса стащила курицу из курятника. Вы контролируете даже это?
— Все зависит от того, к какой категории относитесь вы.
— Какой же вы хозяин, если не можете определить, кто я?
— Это лишь дело времени. До встречи.

Улыбка, наклон головы, и последняя фраза произнесена почти за моим левым плечом, почти на ухо. Я была не готова к внезапной стычке и настолько увлеклась разговором, что, когда очнулась, в первый раз поняла, где надо искать причину моего кризисного состояния: меня раздражало, что люди не отвечают за свои слова, я уехала, чтобы не натыкаться на это снова и снова. И теперь пыталась поймать, кто первым меня выбил из колеи. Намек, слово или что было брошено мне так же уверенно и безответственно — "увидимся в другом месте и в другое время"?

Сев через пять минут в машину, я почти пожалела этого местного "царька" и почти рассмеялась его ошибке. Наверное, я смогла бы избавиться и от этого "почти", если бы была хоть какая-то возможность увидеть это наглое и самоуверенное лицо, когда он поймет, что "облажался", что я действительно птичка, улетевшая на юг, и не ему меня контролировать. Но даже это мне уже было почти не важно. Удовольствием было уезжать сейчас в Москву, зная, что не схожу с ума: у моего плохого настроения есть причины, и они обязательно будут найдены. Не стоило ехать для этого так далеко и с такими приключениями, но мне иногда нужно много времени, чтобы заставить себя понять и более простые вещи. Потом хорошо бы вспомнить парочку примеров. Впрочем, почему потом. Я всегда влипаю в неприятности с мужчинами только потому, что не занимаюсь их изучением, прежде чем увязнуть в каких-то серьезных отношениях. Если честно посмотреть на мои романы, то удач было мало. Хотя, с другой стороны, что надо считать удачей? Когда ты успеваешь бросить первым? Когда разрыв не причиняет боли и не заставляет сгорать от стыда и есть себя поедом? Или когда все заканчивается свадьбой и словами "они жили долго и счастливо и умерли в один день"? Сейчас впервые все должно закончиться свадьбой, интересно, удачный ли это роман?

Но пока, надо признать, история с нахальным хозяином задела меня все-таки гораздо больнее, чем показалось сначала. Всю дорогу передо мной вдруг вставал наш короткий разговор, как будто вижу его со стороны: то, как уверенно держался этот человек, и то, как он победно посмотрел на меня, прежде чем сказать про другое место и время. Мало кто любит ясно и четко мысленно видеть свое смущенное лицо и безуспешные попытки избежать последнего убийственного взгляда противника. На борьбу с этой картиной я извела весь остаток пути, не поддерживая разговоров и не видя проносящихся мимо пейзажей. Когда мы подъехали к моему дому, и я попрощалась с Марусей и Петей, в голове крутилось, что такой отвратительной и бесцельной поездки у меня еще никогда не было. Время, силы и деньги были потрачены впустую. И на этом слове "впустую" я открыла дверь.

Женя явно был дома, потому что, кажется, работал телевизор. Я поставила рюкзак на пол и тут поняла все. Трудно сказать, что произошло раньше. То ли я сначала поняла, а потом услышала, или наоборот, или все произошло одновременно. Но тут все слова, тонкие намеки, осторожные советы соседей, недоуменные взгляды друзей, все мельчайшие трещины мгновенно зацементировались. Теперь и мне было очевидно: свадьбы не будет. Возможно, многие скажут, что это проявления неизжитого подросткового максимализма и в возрасте двадцати семи лет надо быть мудрее. Но в этот момент на меня оглушающее впечатление произвело простое открытие: он трахает других баб в моем доме, пользуясь тем, что меня нет. И еще включает при этом мою любимую музыку. Кажется, именно это стало последней каплей.

Музыки и производимого ими шума оказалось достаточно, чтобы совершенно беспрепятственно еще где-то полчаса собирать вне спальни его вещи и выставлять их на лестницу за дверь. В девятом часу мой сосед, полный и усатый балагур, полковник милиции, вышел прогуливать клыкастую овчарку.

— Ты что, Маша, переезжаешь?
— Да нет, выкидываю ненужные вещи.
— Что, увидела не то?
— Почему же — то, очень даже то.
— Ну и правильно, гони этого говнюка! Через неделю приезжает мой старший — ты с ним еще не знакома.
— Спасибо.
— Будет настроение — приходи к нам на пироги сегодня.

Отличный мужик, все знал, в лифте как-то мне пытался объяснить, как надо изобличать предателей. А я еще смеялась и думала, что старик впал в маразм. Могла и задуматься, с чего это плохо знакомый сосед вдруг начинает давать советы и вмешиваться в личную жизнь, а не списывать все на его профессиональные привычки и болезни. Все мое высокомерие и самонадеянность, надо людей внимательней слушать, а не холить свои предрассудки.

После поддерживающего боевой дух разговора я, наконец, нашла женину связку ключей, заперла двери комнат, мимо которых он будет проходить, и откуда он не должен был ничего захватить с собой, а потом спокойно зашла в спальню и начала сгребать в большую сумку его вещи из шкафа. Кто как, а я в кризисных ситуациях становлюсь абсолютно спокойна — все замораживается внутри до того момента, когда будет дана команда " расслабиться". Так можно успеть сделать все нужное для ликвидации последствий, не теряясь, не забывая ничего, помня обо всех деталях и возможных осложнениях. В обычное время я вряд ли смогла бы меньше чем за час выкинуть из квартиры все, что он успел принести. Но сейчас смогла. Правда, я ничего не упаковывала, а просто сваливала в кучу на лестнице.

Минуты через две после моего появления, когда в сумке исчезла вся одежда, лежавшая на полу, и половина содержимого нужных полок в шкафу, они, наконец, обнаружили, что в комнате кто-то есть. Поняв, что происходит, Женя даже не пытался что-нибудь сказать, к тому же не очень удобно выяснять отношения с человеком, который только и делает, что выносит твои вещи в неизвестном направлении, непонятно, что думает и неизвестно, что готов предпринять, а ты при этом гол, как сокол, и застукан на месте преступления.

Собрав все, что было на виду, я отнесла сумку к остальным вещам на лестнице, еще раз прошла по открытым комнатам, чтобы посмотреть, не забыла ли чего. Надо потом посмотреть компьютер, которым разрешала ему пользоваться. Мало ли что у него там есть. Отдавать ему его файлы я точно не собираюсь — свои статьи он ляпал благодаря моим архивам и записную книжку тоже благодаря мне довел до приличных размеров. Ничего не получит — надо было думать, с кем связывается. Возможно, это проявление излишний мстительности и злобы, но в сложившейся ситуации я оставляю за собой полное право на раздел имущества. Все, что принадлежит ему, выкинуто из моего дома. Обжаловать может в суде.

Девица, поняв, что ждать лучших времен бесполезно, завернулась в простыню и попыталась выяснить, где ее вещи. Получив ответ "на лестнице", расторопно исчезла. После этого мне оставалось только вынести вслед за ней маленький телевизор, который мы купили только потому, что ему нужен был телевизор на кухне. Все это время он сидел в спальне и явно не знал что делать. Я тем временем сняла с кровати постельное белье и отнесла к остальным вещам. Закончив с этим, все еще спокойная как слон, я подвела итог:

— Уходи.
— Но, ты...
— У тебя есть пять секунд, чтобы выйти из моего дома.
— Или что?
— Или я позову соседей. Как оказалось, никто из них не питает к тебе дружеских чувств или жалости. Так что они с удовольствием помогут спустить тебя с лестницы. Вещи у лифта, ты свободен.

Никогда не знаешь заранее, на что способен, когда припрет. Скажи мне кто-нибудь, что я выгоню из дома абсолютно голых людей, спокойно закрою дверь и начну наводить порядок, ни за что бы не поверила. Однако это было так. Точнее, она вышла в простыне, а вот он вышел абсолютно голый. Да, у меня тяжелый, стервозный характер, но самое большое удовольствие мне доставил его побитый вид. Если бы в тот момент я могла придумать что-нибудь еще для увеличения эффекта, то, не задумываясь, сделала бы это.

Мне не понадобилось расслабляться, не надо было пить успокоительное. Случившееся оказалось давно ожидаемым и подготавливаемым. Как будто я спланировала это представление заранее и теперь только радовалась, что все исполнилось в срок и по-моему. Да, мне совершенно все равно, где он будет ночевать, куда повезет свои вещи, и как он будет дальше жить. Даже странно, как будто между нами никогда и ничего не было, отрезало и сразу зажило.

Я наводила порядок и удивлялась, как свободен стал мой дом. Потом пришла жена полковника, полная домашняя женщина лет пятидесяти, и я, действительно, пошла к ним на пироги. Наверное, чтобы так готовить, нужно быть именно женой полковника. Или они женятся только на таких выдающихся женщинах? Какой надо иметь характер, что делать такое легкое, но плотное тесто, не пережаривать мясную начинку и сохранять ее сочность, добиваться такой хрумкой и сладкой капусты? Концентрация и спокойствие, полное подчинение себе всех людей вокруг и обстоятельств? Все глупости про остановку коней и спасение горящих изб придуманы людьми, которые никогда не пекли пироги. Пожар — это временный и случайный героизм, на него практически все способны при определенных условиях. Но печь из года в год идеальные пироги — подвиг высшего существа. И с таким человеком я сидела за одним столом. И она рассказывала мне по секрету, пока полковник ходит курить на лестницу, как однажды в молодости, узнав, что он завел себе бабу на стороне, избила его скалкой так, что он месяц провел в больнице с сотрясением мозга и потом вымаливал на коленях прощение. "Могла убить, но вовремя остановилась, уж очень мне хотелось с ним всю жизнь прожить". Вечер закончился на ударной ноте, когда полковник велел мне сменить на всякий случай все замки, а полковница приказала ему выставить на ночь собаку для охраны. И все это было сделано, даже замки я успела поменять утром до ухода на работу.

У меня всегда так. Жизнь идет медленно и спокойно, нет ни событий, ни перемен. И вдруг за один день происходит столько всего, что на утро просыпаешься в лесу, хотя засыпала в чистом поле. Часто я совершенно не могу сказать, что делала два-три месяца, потому что делала одно и тоже. Но вдруг случается день, от которого можно отсчитать назад или вперед любую дату. Теперь я с легкостью скажу — двенадцатое августа был четверг, потому что точно известно, как прошел вечер воскресенья пятнадцатого.


Оглавление   Глава 2

© Н. Черняк, 2003-2005